Том 5. Путь к большевизму - Страница 14


К оглавлению

14

И нечего стыдиться, друзья! Смело заявляйте о происшедшем в вас переломе; это только засвидетельствует ваше честное отношение к исповедуемой истине, вашу искренность.

Вы не могли остаться безучастными зрителями совершающейся революции, вам хотелось дать и свою лепту на постройку здания новой жизни… И вы, без малейшего багажа за душой, рванулись к делу, движимые благородным порывом. Теперь вы многое видели, многое слышали, — неужели же и теперь вы остались все теми же близорукими и ощупью идущим людьми? Я смотрю на себя и поражаюсь той перемене, что совершилась во мне, главным образом за этот последний месяц. Как наростал, как собирался этот перелом, — я все еще не могу уяснить себе окончательно.

Два месяца назад я уехал по деревням. Взял мандат от местного оборонческого комитета социалистов-революционеров. В плоскости эсеровского пониманья вещей я и вел свои беседы в течение первого месяца. Но вот совершилось наступление 18 июня., В те дни я был в Лежневе.

Помню, подбежал ко мне солдатик и крикнул впопыхах:

— Товарищ, сегодня пришла весть, — у нас громадная победа. По этому случаю устраиваем благодарственный молебен. Скажите, пожалуйста, речь после молебна, чтоб поднять дух…

— Нет, заявил я, — не могу. Радоваться тут нечему: мы ли побили, нас ли побили, — горе одинаковое, страданья одинаковые, — для меня тут нет никакой радости…

Сказал я это как-то машинально. До сих пор, надо сознаться, я мало размышлял об отношении к войне революционных интернационалистов, но в эти дни я почувствовал, нутром почувствовал, что правда именно на их стороне. Я стал приглядываться к взаимоотношениям крестьян и пленных и увидел, что они совсем не враги, что кто-то жестоко нас обманул и умышленно натравил друг на друга. Я сделался в душе интернационалистом. В соответствии с происшедшим во мне переломом изменилась и сущность моих бесед.

Тогда я ничего еще не знал о «левом крыле партии социалистов-революционеров», так как во время работы по деревням газеты читал редко, из пятого в десятое.

Когда приехал в Иваново и высказал свой взгляд на войну, — местный оборонческий комитет предложил мне выйти из состава партии как несогласному с его основными положениями. Я ушел. И теперь передо мной встает задача организовать здесь комитет социалистов-революционеров интернационалистов.


18 августа 1917 г.

Отколовшееся от эсеров «левое крыло» не подает о себе вести.

У него нет своего органа.

Кто им руководит, какова тактика вождей, какова сила?

Мы решительно ничего не знаем.

Я говорю «мы», потому что за этот последний месяц в местной эсеровской организации произошел раскол. Оказалось много интернационалистов. И теперь перед нами задача: основать ли свою отдельную фракцию, или работать совместно и только реорганизовать комитет. Дело в том, что травля партии на партию и фракции на фракцию достигла кульминационного пункта. Рабочий устает, растеривается, не знает, куда преклонить голову, потому что— «все же социалисты». Или, вдаваясь в крайность, начинает презирать все иное, кроме своего. Необходима какая-то организационная перестройка, — это ясно. Не соглашательство, а уяснение бессмысленности дальнейшего раздора перед лицом общего врага, — надвигающейся контр-революции, которая заявила о себе открыто на Московском совещании.

Затем взошла звезда Керенского. Мы плакали от радости, мы слепо верили его беспредельной честности и государственной мудрости, памятуя жгучие речи в последней Думе. И когда шаг за шагом, вглубь и вширь размахивалась революция, когда мы усвоили политическую азбуку, — мы поняли, что Керенского мало…

«Война до конца»… Мы готовы были тогда поддерживать даже этот преступный клич, мы тогда еще не знали, не понимали суровой всемирной подоплеки безжалостной резни, не подозревали в числе иных причин войны наличности вековой классовой розни. Когда мне стали ясны скрытые пружины мировой трагедии, когда я с ужасом оглянулся на только что пройденный путь, полный жестоких преступных ошибок, — я бросился бежать без оглядки и примчался к крайнему левому берегу.

Я все же не знаю — кто я. Только ли социалист-революционер интернационалист, или максималист.

У меня нет никаких руководств, я ничего не знаю об органах эсеров, потому что и «Трудовую республику» закрыли. Мои письма пропадают даром. Сегодня послал письмо М. Горькому, прося навести возможные справки. Я кидаюсь во все стороны, ловлю слухи, вырезаю и записываю что только можно, и все-таки не имею перед собой общего, ясного плана работы.

Я всегда завидую большевикам, которые имеют руководящий орган.

Местный Совет рабочих и солдатских депутатов кооптировал меня в Исполнительный комитет. Интернационалистские взгляды позволяют мне вести пропагандистскую работу в контакте с большевиками. Местный эсеровский комитет с Советом в раздоре.

И вот теперь, организуя максималистскую фракцию, — партию, мы стоим на распутьи.

Теперь, когда назрела настоятельная необходимость в единении, когда дальнейшая вражда может привести к погибели и тех и других, — есть ли смысл нам откалываться целиком в свою отдельную, независимую партию?

Но, с другой стороны, как же можем мы, состоя в партии, не подчиниться ее решениям, как можем агитировать не в духе ее оборонческих и примиренческих постановлений?

Расколовшись, мы должны разойтись и, может быть, врагами. Оставшись вместе, мы должны мириться с ежедневными компромиссами, должны покорно выполнять волю большинства и в открытых собраниях высказывать свои заветные мысли только как «личный взгляд».

14