Том 5. Путь к большевизму - Страница 46

— Сме… е… е… рно.

Тишина. Только-что болтавшие соседи застывают словно истуканы. На лицах закаменело внимание к выкрикам бравого «инерала».

— Кру…гом.

Все повертываются на 180°.

«Инерал» доволен.

— Сичас будем пальбу разучать… Эта вот стена к примеру буржуи. Буржуй может подойти и спереди и сзади. В строю говорить не полагается, потому что навсегда буржуй может сзади подойти, а мы тут разговариваем. Вот и крышка. Некогда тут растабарывать, слушать надо…

— Пальба по буржую… Рота…

Все вскинули винтовки, взвели курки, замерли:

— Пли…

Застучали курки, снова винтовки под мышкой; снова раздается знакомая команда «инерала»:

— Рота… пли…

Так за ученьем проходит часа два. Занимаются с нами и девушки-максималистки. Их три. В местной красной гвардии их две.

Одна ездила с отрядом, застрявшим в Москве, против Каледина на Дон.

Занятия идут дружно. Через несколько дней мы в полной боевой готовности.

На следующем собрании кончаем «Политическую экономию». Остался последний отдел «Социалистическое общество».

Дальнейшие занятия я представляю себе еще довольно неясно.

Повидимому, будем читать отдельные брошюры по максимализму и анархизму; отдельные главы из «Общественного движения в России в начале XX в.», беседовать по вопросам и задачам текущего момента.

Если бы я не видел такого ревностного и любовного отношения к делу, какое вижу, — давно оставил бы растрачиванье времени для десяти-пятнадцати исправно собирающихся товарищей. Но, во-первых, верно, что и они в конце концов направятся; во-вторых, «уча-учимся», а мне это, разумеется, важно. Рабочие все остались со мною и к делу относятся любовно, а вот относительно «дряблых» — дело обстоит иначе.

Из трех служащих одного исключили и двое не посещают. Интеллигента, реалиста, исключили. Для этих категорий партийная работа интересна лишь в первые дни, пока идет организационная горячка, пока они увлечены, сами не понимая чем. А когда приходится работать — они в сторону: тут сухо, скучно, стеснительно, робко и опасно. Остаются одни рабочие и мы, любившие их вне всяких движений и положений. За это они ценят нас вдвое. Благодаря этому, мы работаем для них втрое.

23 (10) февраля 1918 г.

Первое пленарное собрание губисполкома было 18 (5) с. м. Из тридцати званых собралось около двадцати. Потому «около», что некоторые «здешние» приходили и уходили по разным делам.

Председателем собрания был избран Фрунзе. Это удивительный человек. Я проникнут к нему глубочайшей симпатией. Большой ум сочетался в нем с детской наивностью взора, движений, отдельных вопросов. Взгляд — неизменно умен: даже во время улыбки, веселье заслоняется умом. Все слова — просты, точны и ясны; речи — коротки, нужны и содержательны; мысли — понятны, глубоки и продуманы; решения— смелы и сильны; доказательства — убедительны и тверды. С ним легко. Когда Фрунзе за председательским столом, — значит, что-нибудь будет сделано большое и хорошее. Быть может, Губисполком и не сделал много хорошего, но без Фрунзе не было бы и того, что сделано.

На двух предварительных к пленарному заседаниях были распределены доклады между членами Райсовета и нового Губисполкома. В пленарном заседании доклады были заслушаны, обсуждены и приняты с некоторыми поправками. Прения были оживленны. С глубоким интересом, вниманием и усердием следили мы за претворением в дело наших собственных мыслей. Когда вот так сойдешься, коллективно обсудишь и зафиксируешь основные тезисы, уяснишь план работы, — словно гора с плеч сваливается, окрыляешься как-то, чувствуешь, что руки стали крепче, грудь просторнее, а голова светлее. Таково именно действие подобных «деловых» собраний. Пустословия на этот раз не было к нашей чести. Правда, тут не только «наша честь», а и уменье руководить у Фрунзе. Без него было бы нечто иное, может быть, не на много, но — худшее.

Мне было поручено сделать доклад по просвещению.

Губисполком состоит из комиссариатов с комиссарами, членами Губисполкома, во главе. По этому подобию будет организован и комиссариат просвещения. Но «просвещение» в широком смысле нам теперь еще не по силам, да и не ко времени. Я больше освещал, поэтому, работу чисто культурно-просветительную среди рабочих и крестьянских масс; вечерние курсы, лекции, беседы, библиотеки, распространение газет, популярных брошюр, — вот на первое время наша работа. Большего не сделаем. Реорганизация школ и принятие под свое крыло школ средних практически пока не даст больших результатов.

Ясного плана конструкции комиссариата не имею. По-видимому, он создастся в процессе работы.

Третий раз переживаю я это состояние военной горячки, тревоги, нервного подъема. Первый раз — в конце августа, в корниловщину, во второй раз — в Октябрьский переворот, во дни керенщины и третий раз — теперь.

Экстренно собрался Исполнительный комитет.

Спешно надо мобилизовать силы, учиться стрельбе, организовываться самим.

Германия продвигает свои полчища все дальше и дальше. Есть сведения, что взят Минск. Имеются сведения об угрозе Красному Петербургу. В Москве пальба. Кто стреляет, в кого, по какому поводу, точно пока неизвестно. Бологое захвачено пленными немцами и австрийскими офицерами.

В Москве пленные офицеры посажены под арест; у нас они также содержатся под стражей. Черная сотня поднимает голову. Эсеры и меньшевики еще пуще кричат про Учредительное собрание; директора фабрик, спекулянты и разная иная прелесть все увереннее заявляют: а вот погодите еще несколько дней… Больше недели не процарствуете…