Нет, нет, к чорту ваши мирные переговоры! Борьба должна быть беспощадной и вожди обязаны до конца стоять на крепких позициях. Если мы победим, — мы не пустим буржуазию в Учредительное собрание. Что ей там делать, что отстаивать?…
Фабрики и заводы перейдут в ведение общин, и фабрикант может поступать на работу как всякий рабочий. Какие классовые интересы отстаивать пойдет он в Учредительное собрание? Мы не должны допускать туда буржуазию. Ведь хуже, чем рабочему, не придется жить ни одному фабриканту, ни одному помещику.
А за критерий мы и должны брать рядового работника. Если считаться с доводами буржуазии, — тут никакие учредительные собрания ничего не создадут. Каждому и в каждом отдельном месте хорошо известно, по какому списку проходит буржуазия. Этот список надо аннулировать.
Как-будто мы нарушаем этим самым четвертую формулу выборов. Выборы будут не всеобщие. Да, не всеобщие. Но это в интересах трудового народа, и мы имеем нравственное право отбросить буржуазию.
Буржуазии там делать нечего. Для нас не существует ее особых интересов.
9 ноября 1917 г.
Приветствуя победу большевиков, мы приветствуем не отдельную партию, а трудовой народ, который, не разбираясь в тонкостях программы, идет за теми, которые смелы и решительны, у которых имеется одна определенная цель, — достижение максимума завоеваний в данный революционный момент.
С точки зрения устремления трудового народа к достижению максимума мы близки к большевикам и не считаем нужным и возможным в такие решительные моменты отвлекать внимание масс на нашу программную рознь, тем самым распыляя и раздробляя народную силу.
Наша задача сводится к объединению и уплотнению поднявшейся массы, движимой единственно нуждой и имеющей полную общность интересов.
Вот почему мы, максималисты, и приветствуем победу, победу трудового народа, совершенную самим же народом, при помощи смелых и решительных большевистских вождей.
В большевистских рядах сомкнулась самая бедная, нуждающаяся часть трудового народа.
Мы работаем для трудовой бедноты. Поэтому любую партию, защищающую трудовой народ, мы будем приветствовать и поддерживать всемерно.
Теперь не время спорить о программных пунктах.
Революции не повторяются ежегодно, тем более такие революции, как наша, когда условия сочетались всецело в пользу трудового народа.
В подобные моменты необходимо применить все имеющиеся средства для окончательной победы.
Данный момент именно таков, что народ закрепил за собою власть в стране.
Борьбу теперь следует направить по пути устранения всяких возможностей возврата к старому, хотя бы и подновленному в европейском стиле.
В борьбе за народ, за его лучшую долю, возможны и допустимы все средства борьбы с исконными и случайными врагами.
Теперь не время миндальничать и растабарывать о законности и беззаконности средств.
Пока трудовой народ сам не написал себе законов, — для нас закона нет.
Освобождение и счастье народа настолько огромная, бескорыстно-чистая и святая цель, что она оправдает все средства, которые были применены для ее осуществления.
История и мораль оправдают все меры, которые мы применяем теперь, в героическую эпоху самоотвержения и страстной преданности делу освобождения угнетенного народа.
Когда дикие турки расколачивали о камни болгарских детей, насиловали женщин и сажали на острые колья невинных мучеников, мы благословляли своих добровольцев на самую жестокую и беспощадную борьбу с мучителями.
Тогда не задумывались над средствами, не толковали о законности и беззаконности, ибо ясна была для всех несомненная мысль о неизбежности жестокой расправы с насильниками.
Почему же теперь, когда мы боремся за свой угнетенный народ, недопустимы те меры, что допустимы были в борьбе за страдальцев-болгар.
Сущность дела одинакова и меры борьбы должны быть также одинаковы.
Чтобы легче было властвовать над угнетенным болгарским народом, турки применяли хитрое и верное средство: они владение над целыми округами передавали в руки знатных болгар, развращали их окончательно привилегированностью и чрезмерной властью и, таким образом, под видом самоуправления преподносили несчастному болгарскому народу самую тонкую и самую мучительную форму истязания и порабощения.
Эти знатные болгарские роды, вольно и невольно попавшие в цепкие руки турецких властей, становились злейшими врагами своих угнетенных собратьев.
Эти знатные болгарские магнаты, привлеченные подкупами, угрозами и привилегиями в турецкий стан, отрывались от родного народа и становились в ряды его злейших, открытых врагов.
Поэтому борьба против турецкого ига была всегда для болгар и борьбою против своих сородичей-угнетателей.
Не бросается ли вам в глаза полная аналогия наших дней с эпохою борьбы болгарского народа за свое освобождение?
У нас имеется открытый враг, стоящий на другом берегу, — буржуазия. И имеются у этого врага свои приспешники, помощники и защитники с печатью народных друзей на челе.
Они не подкуплены, но идут вместе с теми, которые сильны подкупом; они не запуганы, но идут вместе с теми, которые жили насильем целые века; они не бьются за привилегии, но поддерживают тех, что всегда сверху вниз смотрели на трудовой народ.
Я говорю о «кротких» социалистах, о тех, что, вместо солнца, стали молиться на луну — тусклую, бледную луну.
С ними у нас не может быть ни единых целей, ни общего дела. Социализм прикрывает их, как икона. Многомесячная борьба воочию показала, что он для них — не цель ближайших конкретных достижений, а маяк, затонувший в беспросветной мгле бесконечного будущего. Система борьбы у них настолько двусмысленная, что оправдывает блок с врагами народа, — кадетами, — как это случалось неоднократно.